— Как возникла идея построения национальных образов мира?

— Изначально — благодаря желанию познавать. Главная установка к познанию дана еще мудрым Сократом: познай самого себя! Но сделать это невозможно, не познавая одновременно мир, людей, природу. Свою установку я назвал «разум восхищенный» (не «возмущенный»!) Мои интересы начались с гуманитарного знания, с филологии. Наряду с этим теплилась во мне заветная мечта: посмотреть мир, поездить по свету. Но в 1960-е годы эта затея оказалась невозможной. Тогда, уже будучи сотрудником Института мировой литературы, кандидатом филологических наук, я устроился в Черноморское пароходство матросом в надежде осуществить свои мечты. Правда, визу мне открыли только короткую, до Босфора. Отработав полтора года, я вернулся в свой институт, где и напал на известную вам тему «Национальные образы мира», то есть выработал жанр интеллектуальных путешествий за неимением других. И с таким увлечением предался им, что фактически в течение нескольких лет писал свою серию — страну за страной: Англия, Германия, Греция, Италия, Франция, Польша и т. д. Описаны у меня Грузия, Армения, Киргизия… Изучал все — природу, культуру, историю, языки, литературу. Мною двигал тогда, как я говорил, Эрос угадывания. Вот, например, журналист — он смотрит на что-то и сразу записывает, а я не вижу, но вникаю и выстраиваю. Может быть, это даже глубже получается, потому что журналист — раб калейдоскопа впечатлений, их у него множество, да у него и задачи другие. А мне нужна суть каждой национальной культуры.

— Насколько совпали миры, построенные ученым, с реально существующими?

 — Да, вы знаете, мне посчастливилось проверить мои интуиции и в Европе, и в Америке. Потом, когда границы открылись, я съездил в некоторые страны, а в 1991 году меня пригласили в американский Университет Уэсли читать курс «Национальные образы мира».

Расхождения в основном были в подробностях. Конечно, увиденные мною национальные портреты приобретали многокрасочность, но за ней испарялась та основная суть, которую можно извлечь посредством пристального исследования. После путешествий мне захотелось написать продолжение моих книг, уже следуя своим экзистенциальным ощущениям, что и получилось в случае с Америкой.

Что же до моих угадываний «образов мира», то они служат, издаются. Сейчас, вы же знаете, все в основном прибегают к малым жанрам: эссе, очерки. Кому теперь охота читать толстые книги? В моих же трудах, если я даю портрет, например, Америки, то под ним лежит книга в 1 000 страниц, написанных изначально в никуда, для себя, не из-за денег. Но оказалось, что мысль в ориентировке на Истину не тухнет. Вот сейчас выходят книги, которые были созданы 30 лет назад.

 — Можно ли сравнить, следуя Вашей теории, например, национальные портреты Америки и России?

 — Видите ли, я вообще зарекся от оценок «ниже» — «выше». Принцип таков — каждый национальный мир совершенен в своем роде, моя задача как мыслителя проникать и извлекать это совершенство. А при сравнении — открывается спектр того, что больше развито и в каком качестве. Конечно, это уже есть основание для вычленения особых качеств, но эти качества нельзя сравнивать по количеству: больше — меньше, лучше — хуже.

 — Каков национальный портрет человека, живущего сейчас в России?

 — Подход мой — в изучении трех субстанций: национального тела (природы), души (характера народа) и духа (языка, ментальности), иначе — Космо-Психо-Логос. Например, Космос у кавказца — горы, у русского — равнина, у грека — море. Изначально природа выдает задание, потом появляется народ. Его задача — освоить свою природу трудом, культурой, умом. Понятно, что антропос негра иной, чем у эскимоса, один приспособлен к северу, другой к экватору — у них разные реакции, в том числе и реакции психики. Природа каждому диктует свое: и образ мысли, и тип жилища, и тип еды, из которой складывается плоть каждого. Понятно, что тело, сложенное, где «щи да каша — пища наша», иное, нежели там, где бананы и кофе.

Что такое Россия? Во-первых, это, как известно, огромная территория. В основном — равнина, как говорил Гоголь: «ровень-гладень». В связи с этим наша главная идея — путь-дорога, ширь-даль. Наш человек — странник, путник, солдат. К земле слаба его тяга, Эрос, он легко сдуваем, поэтому его даже приходилось «пришпиливать» крепостным правом. Русский человек в сравнении с необъятностью своей земли слишком мал. Наше народонаселение не может покрыть эту землю. А сейчас — и вовсе кризис — извели земледельца. Чем мы сегодня живем? Торгуем нефтью и на эти деньги импортируем продукты. Крестьянин же был, по крайней мере, ценен тем, что себя кормил, а не просил у окошечка кассы. У него от этого было чувство собственного достоинства. Погубили крестьянство — погубили и достоинство народа — это к вопросу о душе человека…

 — Если вспомнить историю национального портрета России, описанного Вами, в нем есть такое замечание: «Ленинизм — вклад России в мировую цивилизацию» — в каком смысле?

 — В самом прямом: советская идеология — марксизм, ленинизм — поставила во главе труд и высокие духовные ценности. Например, по Марксу, мера достоинства, мера счастливой жизни — это количество свободного времени, а для этого необходимы индустрия, машины — качество жизни. Во всем этом — масса позитивного. Когда у нас свершилась революция, Запад во многом перестроился, испугавшись экспроприации богатых классов. Там сразу разрослись профсоюзы, установился короткий рабочий день. Эти и другие блага рикошетом отразились от тех трудностей, которые мы переживали. Таким образом, наш опыт, даже в своих отрицательных сторонах, послужил прогрессу мировой цивилизации. Это такой амбивалентный вклад: позитивный и негативный. Он основан на большом идеализме — идеях социалистической революции — на позитивном стремлении создать землю обетованную, райскую жизнь на Земле. Но поскольку в ее свершении инструментарием оказалось «Убий!», — перечеркнулись все благие стремления.

 — А разве идея о построении социалистического общества не была изначально утопической, можно ли без «Убий!» удовлетворить и богатых, и бедных?

 — Но ведь были, так сказать, и другие революции: в Нидерландах и в той же Франции, где после политических волнений развивался внутренний консенсус между социальными слоями, не развязывались гражданские войны. Так что ленинизм в смысле вклада — это одно из учений, такое же, как ницшеанство, фрейдизм и т. д. Все это ценности, но частичные. Апостол Павел говорил, что мы «по частям познаем». Ведь открыть часть знания — это тоже великая ценность, а история потом все рассудит.

 — Какими Вам видятся перспективы России в соответствии с ее национальным образом?

 — Одна перспектива — вписываться в глобальный мир, обобществиться, поскольку по воле судеб мы перестали использовать свою огромную территорию. Другая — вернуться к труду. Но в этом случае нужна тираническая власть. В общем, русский народ — заложник своей территории, по которой он сначала растекся, а освоить до сих пор не может.

 — А Америка, Канада? Там же тоже огромные территории?

 — Это другое, они осваивались иначе — переселенцам нужна была земля. А мы осваивали свои земли не потому, что они нам нужны, вспомните Ермака Тимофеевича. Он бился с Кучумом не для того, чтобы переселиться в окраины, земли и в центре было полно. А сейчас уже и в центре земля не нужна — хозяйственников вывели.

А в Америке 3% населения кормят страну — их территория используется. Так что судьба русского народа и героическая, и трагическая, он ширился, множился, создавал цивилизацию, культуру и в итоге — надорвался. Особенно в советские годы, когда мы стали влиять на весь мир, распространяя идеи социализма, кормили Кубу, Никарагуа и т. д.

 — Получается, причина трагической судьбы народа — во власти?

 — И в ней тоже. Первым «надрывателем» России стал Петр Великий, созидание через насилие и жертвы — это почин Петра. Потом власть действовала по этой инерции. Но при всем при этом Россия всегда оставалась цивилизатором. Она принесла цивилизацию многим народам — в Среднюю Азию, Казахстан, Сибирь и т. д. И сейчас наши ученые, воспитанные советской системой, трудятся, как известно, во всем мире. Ведь русский мужик испокон века уважал прежде всего ум. И в XX веке, для советских людей, дать образование детям — было главной амбицией. Что же касается современного кризиса — он объясняется и глупостью власти, которая шла в своей гордыне завоевывать мир, насаждая социализм, и последующими событиями, когда в 1990-е годы все блага, наработанные жертвенным трудом населения, вдруг присвоились горсткой людей, временщиками, которые качают средства на Запад.

Спасти Россию как целостность — вот задача и перспектива. Народ это чувствует. Недаром сейчас воскресла Православная церковь. Она ведет сегодня большую цивилизующую работу, питая дух абсолютными ценностями, благородством: люби, трудись, не воруй, почитай. Ведь раньше, например, в XVI—XVII веках, настоящая цивилизация, идеальные хозяйства образовывались как раз вокруг монастырей. Есть и еще одна российская беда: целый век мужики-драчуны выбивали друг друга, и в итоге ныне — русская женщина превзошла мужчину — и в здоровье, и в образовании, и в карьере, и в целях, а он и не стремится ее догонять.

 — Можно ли объяснить, почему наше современное искусство, например художественная литература, не изобилует талантами, как в XIX веке, в первой половине XX?

 — Этот закон неравномерности развития открыт давно, можно вспомнить опять же Маркса: экономическое просперити не одновременно с духовным расцветом. Пример — та же Древняя Греция с убогой экономикой, но с каким расцветом духа — культуры, философии, литературы, искусства!

Гегель говорил, что в разные эпохи на первый план выходят разные способности человека. В древности в Индии, Китае приоритетными оказались духовные потребности, вследствие чего родились мировые религии и философии. Это — символическая эпоха духа, потом — классическая стадия, художественная, в ней превалировало искусство (пример с Древней Грецией). Третью стадию Гегель называет романтической, но в то же время ее можно назвать рационалистической. Это — эпоха последнего полутысячелетия, когда разум человечества устремился в науку и технику. И вот сегодня процесс достиг апогея: техника съела и науку (гуманитарную), и искусство. Телесный комфорт, удобство оказались для человека первостепенными. Первой здесь выступает американская цивилизация, в этом отношении она влияет на всех.

Но в то же время внутри этих эпох существуют вариации. В каждой стране как бы свой цикл. Цикл художественный в России пришелся на XIX век и первую половину XX. В это время как раз Россия внесла наибольший вклад в духовную культуру человечества, включая советскую эпоху. Ведь импульс революции — импульс большого идеализма. А идеализм кормит образное мышление. В России таланты шли в словесность, не в технику. Это тоже связано с типом души русского человека. Русский мужик всегда работал не из-за денег, а так, чтоб прожить, а после работы — общение, магарыч и т. д. Да и климат наш соответствующий — летом страда, а зимой-то что делать? Посиделками заниматься, песни петь, общаться — Россия общиной сильна, соборностью. Индивидуализм у нас не может развиться уже хотя бы из-за климата — одному здесь не выжить.

 — А у кого таланты пошли в технику?

 — У англичан, американцев...

 — В «национальном портрете Америки» есть мысль о том, что эта страна скудна на Эрос, что «любовь в жизни американца нечто, на порядок менее существенное, нежели в жизни европейца». Отчего?

 — Там где развиваются технические и трудовые навыки, становится меньше времени и интереса к душевному, любовному. Когда все в жизни оттягивает труд, бизнес — не до любви. Что значит любовь у русских? Ответы — в романах Пушкина, Толстого, Достоевского, Тургенева. Любовь у русских далека от сферы денег, карьеры и бизнеса.

 — Национальная идея сегодня, в чем она выражается?

 — Если понимать национальную идею не в текущем моменте, а соединять с тысячелетней историей, то ее оплот — в традициях, созданной культуре, языке — в том, что подкармливает дух народа. Правда, кормиться духом становится сложнее, нынешняя эпоха — это каток, танк, который погубляет разнообразие во всех национальных мирах.

По страницам книги «Национальные образы мира. Евразия»

Человек — животное и травоядное, и хищное: и корова, и тигр одновременно. И отсюда ясно, что у кочевых народов, поглощающих животную пищу, больше черт хищных животных: вспыльчивость, рывок, мягкая кошачья походка (даже лицо — прищур косых глаз и приплюснутый нос), а у северных, русских например, — большие сходства с травоядными, мирными животными: круглые коровьи глаза, лошадиная голова и терпение, медлительность.

…интересно, что северная пища, пища земледельца, — рубленая размельченная… Не цельные куски мяса, а котлеты, много протертого, щи — из измельченного, каши. Земледелец, видно, привыкнув твердь крошить: пахать землю — пласты отваливать, боронить — крошить, автоматически эту операцию вносит в любое действие… И это неизбежно и в логике мышления должно сказываться: анализ, расчленение целого предмета на составные части и четкое разграничение терминов и определение понятий — составляет силу немецкого мышления — типично земледельческого народа.

Приготовление — в отличие от готовых плодов или даже сырого продукта, вырабатываемого в национальном космосе, — есть внесение народной идеи в пассивный материал природы — так же, как и труд: из того же дерева, в зависимости от внутри носимой идеи, — можно делать стол прямоугольным и круглым, посуду той или иной формы. Вот кочевники не особенно дробно приготовляют пищу, зато долго и ритуально едят. А земледельцы готовят сложно, а съедают быстро, в немоте… Кочевники, значит, как и в своем быту и работе не преобразуют, а воспринимают готовое вещество (существо) природы, так и в кухне не очень его преобразуют.

Цель еды, для чего — именно для земледельцев. Еда — между делом и для дела. Главное содержание его жизни — поле, труд. В еде ему надо кость наесть, так что он кряжистый и угловатый, с лопастями лопаток, сам как плуг по земле идет… У кочевников же еда — ритуал. …житель Востока, кочевник, проявляет свою человеческую сущность в потреблении, в том, как божественно артистично, какими церемониями и красивыми речами, тостами (грузины) он может сопровождать священный акт съедания бытия, заглатыванья мира.

…разнообразны наиболее какие кухни? Греческая, французская, болгарская, средневосточная, еврейская (фарши, смешения, кисло-сладкое мясо). Греки — народ и земледельческий, и скотоводческий, и промышленный (ремесла), и торгово-морской. У них самый расчлененный космос: действительно, «в Греции все есть», как говорил герой Чехова. Оттого и культура, и мысль греческая — всемирна и всем говоряща: всевозможные изгибы духа, мысли там проявились.

По страницам книги «Национальные образы мира. Америка»

Отрочески-опрометчивый дух царит в американской цивилизации: тут национальный герой Том Сойер и Гек Финн, и никто не достиг возраста возмужалости, тем более статуса мудрого старца.

В Евразии в людях сильно торможение: рефлексия германцев, сдержанность англичанина, застенчивость русского, французский страх быть смешным, китайские и японские церемонии, индийская дхарма (от dhar — «держать») и т. п. Преобладающее состояние психики в Америке — возбуждение, раскованность.

В христианских странах Европы: Италии, Франции, особенно в России, распространены апокалипсические настроения: ожидание конца света. Подобный эсхатологизм совершенно чужд Америке. «Должен ли я отложить свое признание и реализацию?» — вопрошает он свое «я». Ответ, естественно, будет негативным.

В Америке вывелась новая порода человекообразных существ, новый кентавр — ЧЕЛОВЕК-В-МАШИНЕ (man-in-a-car). Ковбой (человек-на-лошади) — сему предтеча. Образовался уже и симбиоз между американцем и его автомобилем. Они переплелись тканями. Я был поражен, увидев вывеску: Body Shop (магазин тел). «Неужто тут торгуют телами человеков?» — «Нет, — успокоил меня друг, — так называют кузов автомобиля».

В то же время американское существо не имеет нужды в ногах — они заменены колесами. Предтечей была поза «ноги на стол», обычная у первопроходцев, пионеров Америки. Но ведь стол есть место для верхней части тела, для чтения, размена идеями… И вот на все на это американец … положил: это ему — пьедестал для работы на более высоком уровне цивилизации. Американец начинается там, где евразиец заканчивается.

Автомобиль становится наставником в морали и логике даже. Я понял, почему американцы так, в общем, законопослушны: ведь они проходят тренинг законами уличного движения, и нарушение грозит смертной казнью (аварией). А перед каждым светофором их обучают бинарной компьютерной логике: «да — нет», «третьего не дано».

В американской концепции души, Психеи, принцип — ургии, работы — доминирует. Иметь работу и успех в ней — главный стимул в существовании. Безработица — катастрофа для американца.

В Евразии человек знает, как распорядиться свободным временем, умеет наслаждаться им. Он заполнит его — dolce far niente, «сладким ничегонеделаньем» (итальянец), любовной игрой, ars amandi, «искусством любви», «наукой страсти нежной», пересудами, сплетнями…

Душа американца одержима работой, озабочена проблемой занятости и беззащитна против стрессов и неврозов на этой почве. Однако высадившаяся в Новый Свет пуританская душа прибыла с сильным оружием и лекарством против этих недугов: религия Бога-Творца.

Я читал книгу интересных воспоминаний о своей жизни Конрада Хилтона (чья сеть отелей покрывает мир) «Будь моим гостем». От своих родителей он унаследовал две главные заповеди: pray and work — «молись и трудись». И его обыкновение было: в 6 утра входить в церковь, молиться там и затем приступать к работе, исполнив душу Богом, и развивать бешеную трудовую энергию, что и принесло ему успех.

Архетип Колумба-открывателя-изобретателя — в каждом американце, а не европейская модель солдата, носящего в ранце маршальский жезл; умеют тут в литературе и философии весело поиздеваться над тщеславными героями европейской истории и их кесаревыми добродетелями.

Замечательный закон был некогда принят в Америке: иммигрант в США, прибывающий сюда с аристократическим титулом — принц, князь, маркиз, барон и т. п., — если претендует на гражданство, должен отказаться от своего титула. В этом я усматриваю не только волю американской демократии к поравниванию всех, завистливую к природной возвышенности, — и ее дар пришельцам: тем самым они освобождаются от оков своего рода-клана…